Несообразно долго и томительно тянутся последние, но столь долгожданные минуты урока, который на сегодня является неким эпилогом многочасовой скуки вкупе со страданиями. Когда-то при поступлении в учебное заведение еще проскальзывала толика надежды, что в этой школе все будет совершенно по-иному, как-нибудь феноменально интересно, что ли. Впрочем, спустя неприлично малое количество времени и она, сцепившись в неравном бою с заплесневевшей действительностью, сгинула в неизвестной стороне. Несмотря на, казалось бы, сравнительно малое количество учащихся, их с лихвой хватало для появления нежелания ходить на уроки, общаться, да и вообще вставать по утрам. Даже по всем канонам небольшая группа молодых людей в классе могла создавать столько шума, что хотелось выть и лезть на стену. И это желание с каждой секундой увеличивалось в геометрической прогрессии.
И именно сегодняшним днем оно практически достигало своего апогея, колеблясь на самой вершине. Лекция, читаемая одним из прекраснейших преподавателей сея школы, не задалась с самого начала – его никто отчаянно не желал ни слышать, ни слушать. В кабинете стоял такой гомон, что возможность рассказать подготовленное выступление спокойно и без лишнего напряжения улетучивалась сама собой и до Саймона долетали лишь обрывки фраз. В любое другое время он, может быть, и предпринял что-то для пресечения столь хамского отношения – в его глазах поведение одноклассников выглядело решительно неприемлемым. И это довольно иронично, потому что сам парень достаточно редко вникал в суть рассказываемого. Но, к сожалению, испытываемое с самого утра чертово перенапряжение подкрепило желание выспаться по-человечески, превращающее любой позыв к действиям в использованный чайный пакетик. Именно по сей причине в завершающие пятнадцать минут занятия Хейли решил заняться чем-то более продуктивным, чем бессмысленное залипание на вид за окном, - разобрать некоторые фотографии, свыше недели валяющиеся в специально отведенной для этого папке. Многие снимки, должно признать, были сделаны довольно качественно, хотя находились и совсем смазанные. Фотографирование было прекрасным развлечением, как действенно избавляющим от накопившегося стресса, так и добавляющим в чашу и свою горсть трудностей, с которыми впоследствии приходилось разбираться. По какой-то причины подобная мысль всякий раз отражалась на лице легкой усмешкой. В любом случае сортировка заняла время аккурат до конца урока, и Саймон, разделив группы фотографий листками белой бумаги, складывает их обратно и обращает взгляд к пространству за оконной рамой. Красиво. После рутинной части дня душа жаждала героических свершений, а физическая оболочка – человеческого сна. Утомление ложилось черным проклятием на веки, будто бы троекратно утяжеляя их, - неприятное ощущение. С каких пор отговариваться усталостью стало нормальным, чуть ли не обыденным? Видимо, очень давно – виток мыслей об этом вызывает отвращение. Начало учебного года, а все эти уроки, требовательные учителя, гиперактивные ученики уже сидят в печенках. Отнюдь не круто.
Блондин окидывает быстрым взглядом классную комнату и хмурится – в ней остался он один. Кажется, мысли унеслись далеко за пределы здания школы, и он потерял связь с реальностью. Что ж, ничего нового. Саймон вздыхает и нехотя поднимается с насиженного места – сидеть бы здесь вечность – и, держа под мышкой папку, ленивой походкой выходит из кабинета. Коридоры практически пусты, большая часть студентов радостно разбежалась по территории академии, а в самом здании остались преподаватели, страдальцы с недочетами по какому-то предмету и вот такие вот, замечтавшиеся.
Вот, навстречу идет какая-то девушка – ее лицо кажется отдаленно знакомым, но юноша с уверенностью подмечает для себя, что в прошлом году он ее точно не видел – значит, первогодка. Интересно, какими способностями она обладает? От пристального разглядывания чужого лица – очень удачно, что за черными очками этого не заметить – отрывает вибрация телефона в левом кармане джинсов. Рука сама по себе тянется выудить гаджет, а незакрытая – какой ты внимательный, Саймон, - папка незамедлительно приземляется на пол, во время падения изрыгая все имеющиеся фотографии.
Секунда – осознание случившегося волной ледяных, словно порыв холодного зимнего ветра, мурашек скользит по всему телу, оставляя за собой след из цепенеющих мышц.
Секунда – чуть ранее затуманенный пеленой легкого ужаса, взгляд фокусируется на бесчисленном множестве фотографий, - старых, сделанных совсем недавно, удачных и совершенно отвратительных - образующих цветастый океан прямо под ногами… «Мозг, прекрати, их всего двадцать… не больше двадцати…»
Секунда – по венам струится что-то до жути горячее, опаляющее, будто лава из жерла проснувшегося вулкана, и на парня накладывается отчетливое ощущение, что кровь вот-вот бросится в лицо. Отчего-то этого не происходит.
Кажется, бессердечная старуха-неудача смеется парню в лицо, ее гогот раздается в ушах глухим биением сердца. Хейли стремглав бросается собирать содержимое папки, а в голове нет ничего, кроме паники и трехэтажного мата. Вдруг эта первогодка увидит их? Черт, совсем не иронично.